Авторам инсценировки Алексею Зензинову и Эдуарду Боякову это удалось. Нам представили литературный спектакль, однако так расцветили его разнообразными иллюстрациями, что это трехчасовое действо интересно не только слушать, но и смотреть. А местами - просто рассматривать, как рассматривает зритель старопечатные или рукописные книги с буквицами-картинками.
Для этого отлично подошла и главная декорация: расквадраченный на ячейки-соты портал сцены - словно срез современной многоэтажки, в каждой комнате бьется своя жизнь. Сюда отлично вписываются и автор-рассказчик (Дмитрий Певцов), и вознесенные лифтом на небеса души умерших людей, столь дорогих и любимых героем, и православные иерархи, произносящие реплики как с амвона.
А временами на затемненные ячейки этих земных и небесных этажей выразительно транслируются "иллюстрации к роману" - древнерусская азбука, славянские орнаменты, исторические даты. И оказывается, что театральная условность прекрасно сочетается с житийной условностью романа. Но вот что удивительно: когда в спектакль врываются психологические сцены, представленные нам во вполне достоверных, почти исторически-буквальных декорациях, - с лоханями, лавками, огнем в закопченной печи, - они вовсе не выглядят инородными вкраплениями. И даже живой волк (браво дрессировщикам!) не переигрывает профессиональных артистов. Он убедительно забавляется с мальчиком-Арсением (с этой ролью замечательно справляется десятилетний Никита Кашеваров) и убедительно терзает напавшего разбойника.
А Станиславский, думаю, был бы рад, увидав "бытовые" эпизоды этого спектакля. Зарождающуюся любовь Арсения (дебютная роль Евгения Кананыхина) и Устины (Алиса Гребенщикова), душераздирающую по накалу эмоций сцену родов и смерти Устины, псковские приключения странника, ставшего юродивым…
Показать истоки русского менталитета, той самой "загадочной русской души" - эта задача была главной и для автора романа, и для постановщиков спектакля. Мысль о том, что время нелинейно, что все культурные слои нашей общей истории дремлют в наших душах как общая прапамять, как нечто самое важное, основополагающее - одна из излюбленных у Водолазкина. Отсюда нарочитое вкрапление в текст романа о Средневековье сегодняшней лексики вроде "информация" или "хипстер". В спектакле эти анахронизмы очень театрально представлены сценой про современного археолога, который вроде бы влюбился, будучи на раскопках, в одинокую провинциалку с ребенком на руках, но так и не решился сделать ей предложение…
И это - иллюстрация к еще одной важнейшей мысли спектакля: трусливое не-действие грешно не менее, чем совершенный дурной поступок. Отмолить его бывает труднее.
Скит, куда в конце жизни удаляется Лавр, больше всего напоминает полузаброшенную автобусную остановку где-нибудь на проселочной дороге в глубинке. Так и ждешь, что мимо этой кельи сейчас промчит дребезжащий пазик. И это - тоже явное напоминание нам, ныне живущим, о пути, который проходит каждый вне зависимости от того, в каком веке проистекает его земная жизнь. В сущности, всякое житие праведника - это рассказ об искуплении грехов и преодолении соблазнов, о неизбежности выбора, который вынужден совершать человек.
История средневековой чумы и исцеления от нее, конечно, рифмуется с сегодняшней ситуацией. Но не эта тема добавляет спектаклю злободневности.
- Знакомые с текстами Шекспира и Данте, мы больше знаем о менталитете их современников, лучше представляем себе личность европейца, чем истоки душевного склада нашего соотечественника, - отмечает Эдуард Бояков. - Спектаклем "Лавр" нам хотелось показать личность русского средневекового человека, истоки формирования его православной души.
Этому пониманию во многом помогает и богатое музыкальное сопровождении спектакля - прежде всего здесь хотелось бы отметить Варвару Котову (вокал, гусли и колесная лира).
Евгений Водолазкин, оценивая спектакль, сказал: "Я неплохо знаю текст романа, его инсценировка виртуозна. А спектакль получился настолько точный по тональности, что мне показалось, будто здесь задействованы не только все пять чувств зрительского восприятия, но еще и шестое чувство".
Не знаю, как насчет шестого, но обоняние, помимо зрения и слуха, точно было включено: запахи ладана, луговых трав и сожженных поленьев публика в нужных сценах чувствовала отчетливо.
МХАТ в последнее время взял курс на восстановление на своих подмостках "большого стиля". Спектакль "Лавр" - еще одна веха на этом пути.
Источник: https://rg.ru/2020/12/14/vo-mhate-imeni-gorkogo-premera-spektaklia-lavr.html
